«Временно доступен». Федор Бондарчук. В субботу. Ночью. На канале ТВЦ

Дмитрий Дибров (в очках, умный, ведущий программы. Серо-серебристая рубашка с люрексом, жилетка, шарф, шейный платок. Произносит вступительную речь): «Мы видели Федора Бондарчука разным. Мы видели маленького Федю, сидящего на коленях у папы, великого русского режиссера Сергея Федоровича Бондарчука. Мы видели его молодым шалопаем, ворующим яблоки в саду у Михалковых. Мы видели Бондарчука-клипмейкера, снимающего самые интеллектуально-метацентристские музыкальные фильмы в раздробленные 90-е годы. Мы много раз видели Федора Сергеевича в белой рубашке с тремя незастегнутыми сверху пуговицами на лучших светских раутах Москвы, и вот сегодня режиссер фильма «Обитаемый остров» Федор Сергеевич Бондарчук – гость нашей программы. В прекрасном сером костюме-тройке. Лысый, с бородкой. Как Ленин.

Дмитрий Губин (в очках, умный, ведущий программы. Белая мятая холщовая рубашка, подтяжки. Задает гостям трудные, неприятные вопросы): «В модных журналах, таких, как GQ, такой костюм принято называть дендистским».

Дибров (в сторону, задумчиво): «Тройка-Русь, матушка, куда несешься ты?»

Губин: «Федор Сергеевич, вы сняли очень плохой фильм».

Федор Бондарчук (гость программы, режиссер): «Кто это говорит?»

Губин: «Многие так считают, что вашей целью было собрать кассу, срубить бабло, а художественные достоинства вас не интересовали вовсе».

Бондарчук: «Дураки так считают. Дураки или завистники. Потому что также многие считают, что фильм великий. Вот критик Волобуев, который последние пять лет называл меня не иначе, как гламурной фифой, написал, что фильм очень крутой».

Губин: «Волобуев – тонкий человек».

Бондарчук: «Да. И когда я говорю, что снял великое кино, то я полагаюсь на мнение Волобуева. На мнение Александра Митты, высочайшего профессионала. На мнение Бориса Натановича Стругацкого, который сказал мне, что «Обитаемый остров» – это лучшая экранизация их с братом прозы».

Губин: «У меня полное ощущение, что мы говорим сейчас с вами о новейшей истории России, а не о личной истории Федора Сергеевича Бондарчука».

Бондарчук: «Да».